Интервью А. Кирьянова финансовому порталу fomag.ru (окт. 2020 г.)

​

​

​

«Как настоящий романтик жду этого светлого времени, когда будут доверять лицензии и балансу, и всё. Мне кажется, мы стоим на пороге этого»

​

​

​

Сникерс для девочки

​

И. Ш.: Александр, приветствую!

​

А. К.: Здравствуй, Иван!

​

И. Ш.: Для начала, несколько слов о себе.

​

А. К.: Я на рынке этом достаточно давно, с 94-го года. Но, как и многих людей в 90-е годы, занесло меня сюда совершенно из другой области.  Я оканчивал истфак. Потом даже защищал диссертацию. И это не какая-то экономика, это общественная мысль, XIX век, то есть полная романтика, литература. Но наши ребята как-то тоже продвигались в финансовый сектор, и один парень с курса меня пригласил, ну, практически, в банк, в околобанковскую структуру и… .

 

И. Ш.: А что драйвером послужило?

 

А. К.: Отсутствие денег! 

 

И. Ш.: Ну, да, 90-е!

 

А. К.: Уже поздние курсы института, хочется купить «Сникерс» для девочки знакомой, а это же целое состояние стоит [тогда это действительно было очень expensive – прим. delta2001.ru]. И вот, работа чернорабочим, курьером, кем угодно и потом ты как-то выруливаешь и неожиданно становишься кассиром, принимаешь вклады населения. То есть, я пощупал банковскую систему, начиная с самых «денег», физических. Эти сумасшедшие… Приём вкладов в 90-е под тысячу годовых. Со мной рядом работали люди, которые, если сейчас рассказывать, как они продвинулись в банковской системе, то это будет очень интересно, это будет слишком конфиденциально, чтобы вдаваться в эти подробности. То есть бок о бок буквально мы там работали.

 

И. Ш.: А какой банк?

 

А. К.: Это был «Русский продовольственный банк». Мы сидели в самом центре Москвы, принимали вклады.

 

И. Ш.: А сейчас он есть?

 

А. К.: Он накрылся в 96-м году. Но до того, как он накрылся, мы ещё успели там, самые активные ребята, которые попали в низовую сферу, приём вкладов, мы успели подняться на дилинг. Ну, мы такие были достаточно активные, бойкие, руководство и менеджеры средние понимали, что нам там тесно и можно на нас что-нибудь посерьёзнее. И так началась, собственно, карьера в дилинге. Моё направление было – валюты стран СНГ. Это было очень активно тогда, интересно. Можно сказать даже, что рынок наш начинался именно оттуда.

​

И. Ш.: Это голосовая история тогда была?

 

А. К.: Я пришёл на рынок буквально в тот самый момент, когда первые сделки по «мягким» валютам, ну и по рубль/доллар тоже (это незадолго до «чёрного вторника») пошли по Рейтер-дилинг. То есть это было буквально вот в этот самый момент. «А что там у вас на Рейтере?» У нас не было в банке Рейтера, мы работали по телефону. Для красок, это будет соответствовать тому, что мы затронем в этом интервью: агентство звонит – «как вы котируете карбованец?» - «вот так котируем [называем котировки]». И они обзванивают весь рынок и потом присылают по факсу список. Сейчас алгороботы, рынок ходит туда-сюда. А тогда мы понимали, как котируют другие банки, когда к нам приходил факс, кто в покупке, кто в продаже, вот так всё было. И один раз мне девочки из информ-агентства Ratex предложили… У них писал обзоры какой-то дилер и потом он куда-то ушёл, уволился, уехал, и они искали человека, который будет писать обзоры. И они предложили мне, а поскольку я историк, могу написать всё, что угодно, даже про валютный рынок (смеётся), я, естественно, согласился, было интересно, начал писать обзоры. И, собственно, так началась история работы с Алексеем Николаевичем Мамонтовым. Он заметил эти обзоры, я писал про биржевой рынок мягких валют.

«На даче у них Рейтер-дилинг»

 

И. Ш. А это где выходило?

 

А. К.: Агентство Ratex называлось, они сидели рядом с биржей как раз, они очень тесно общались с биржей, а Мамонтов был как раз Начальником Валютного управления, Управления валютного рынка биржи и вот он как-то меня заметил и, когда наш банк уже шёл ко дну потихоньку, и я уже думал, что я просто пойду в аспирантуру, писать диссертацию и всё, с рынком завязывать буду, буду сидеть спокойно, и в тот же день мне говорят – «Тебя приглашает на биржу Мамонтов». И вот эта закрутилась история длиной двадцать с лишним лет. Биржевой рынок, я тогда ушёл, собственно, с дилинга. Честно сказать, конечно, для гуманитариев торговать на рынке немножко сложно потому, что они всё так через себя пропускают. Мне больше подходит смотреть как торгуют и организовать всё это. Но! На рынке не так много гуманитариев, которые способны понять вот эту культурную составляющую дилинга, вот эту субкультуру. А это очень ценная субкультура, я вам скажу как человек с каким-то историческим, философским, если угодно, бэкграундом, я сразу это оценил, меня это зацепило, я подумал, что не потерял связь со своей изначальной профессией историка-гуманитария и начал погружаться всё глубже и глубже вот в эту субкультуру, вот эти переговоры по Рейтеру транслитом, вот этот слэнг, какие-то вот эти субкультурные моменты, эти понятия, верность слову, стиль общения – они уникальны. И мне больше всего в этом было интересно то, что это мощная, во-первых, субкультура, во-вторых, она очень закрытая и никому не известная при всей её колоритности. И вот таким образом, погружаясь всё глубже и глубже, я в начале 2000-х дошёл до написания литературно-художественных текстов о рынке, о дилерах, даже стихов и даже песен. Параллельно с анализом тенденций, параллельно со статьями в СМИ, такими … приглаженными. Но рынок оставался, в общем-то таким приоритетом, именно его гуманитарная составляющая, философская, такой, знаете, «первичный хаос», первичный хаос рынка. Эти котировки, возникающие сами из себя, а сейчас-то и подавно, когда электронная торговля, сейчас рынок стал загадочным, он котирует «сам из себя» . Побольше бы философов, которые обратили бы на него внимание и написали книжки! Пишут про экономику, после кризиса 2008-го года даже видим в мире появляется очень много книг о быте дилеров Лондона, Нью-Йорка, как они работали, что они переживали в эти кризисы и так далее. Но рынок заслуживает тоже своего философского подхода, может быть мы до этого тоже доберёмся, может быть. И вот эта позиция брокера электронного, прежде всего электронного… Мы попали на бирже в 90-х в волну, когда мы реально говорили – Россия опережает мировые тренды. В Нью-Йорке торговали в «яме», с голоса, а мы на ММВБ сразу сориентировались – Шанхай, австралийцы с электронными торговыми системами, которые их активно предлагали. Мы перепрыгнули – позднее развитие России в рынке, где вычеркнуты оказались восьмидесятые годы, семидесятые, мы сразу перепрыгнули в электронную эру, и биржа, она была пионером электронной торговли, по большому счёту, наряду с азиатами какими-то может быть, там, Шанхаем и так далее.

 

И. Ш. А откуда ПО взяли тогда? Разрабатывали?

 

А. К. Биржевое ПО пришло из Австралии. Наше ПО пришло с этого рынка. Мы сначала использовали аналоги, которые были у брокерских фирм, тех, кто занимался брокерским обслуживанием. Это было самописное, на коленках всё сделанное, одно, другое, мы там долго всё это искали, настраивали, долго учились этому, мы сами, благо время позволяло и рынок позволял, потому что мы попали в волну Интернета. Ещё в конце 90-х мы даже не мыслили, что возможна какая-то электронная система, которая работает вне супервыделенных каналов, как биржа. Выделенный канал – дорогой. А в начале 2000-х мы вдруг поняли – это было для нас открытием – что люди готовы торговать друг с другом по Интернету. А что происходит сейчас? Сейчас – КОВИД, удалёнка, дилеры банков сидят за 400 километров от Москвы, на даче, и у них там Рейтер-дилинг. В Подмосковье на дачах они торгуют по Рейтер-дилингу, это немыслимо! Эти вот выделенные каналы, «приходи на деск», это закрыто, даже зампред не может зайти на деск, у него нет карточки, ты – дилер, ты сидишь, ты торгуешь, у тебя Рейтер, Блумберг, всё на спердорогих выделенных каналах, а сейчас они торгуют в Подмосковье, с Рейтера (смеются) … Это, конечно, чудо!

 

И. Ш. С телефона?

 

А. К. По Вотсапу сделки – это да! Рынок пережил торги по «Аське». Сейчас он переживает торги по Вотсапу. Ну по телефону, да, по мобильному, созваниваются. На смену «Аське» пришёл Вотсап. Но самое главное, хит сезона – это Рейтер-дилинг установленный на даче в Подмосковье или даже в соседней области у дилера, и всё отлично. Это интересный момент, который стоило сейчас озвучить на самом деле, стоило, да …. Как мы пришли на этот рынок? Мы попали в волну, когда банков много, огромные деньги на этом рынке зарабатывали простые парни, которые работали на десках, рассказывают много историй, как все приходили на этот рынок просто вот со студенческой скамьи, вообще непонятно откуда, на рынке можно встретить выпускников Тимирязевской сельскохозяйственной академии, вот недавно с одним парнем сидели , я таких знаю несколько, которые пришли, не обязательно экономисты, не обязательно технари, у технарей хорошо получается. Гуманитарии тоже есть, мои однокашники есть в фининститутах, есть одна очень известная на рынке персона, тоже с историческим бэкграундом, но дилеров-историков нет, по-моему, насколько я знаю. Есть брокера, вот ваш покорный слуга. 

 

Сдвиг сознания

​

И. Ш.: А сейчас вот как раз чем занимаетесь?

 

А. К.: Сейчас мы продолжаем ту же самую тему, которую мы тянули 20 лет, после биржи, когда мы с Мамонтовым ушли с биржи после кризиса [1998 года], вот эта огромная политическая перестановка, мы ушли и начали в сильной конфронтации с ММВБ и с ЦБ заниматься своим проектом независимой электронной системы.

 

И. Ш.: Это тоже валютная история была?

 

А. К.: Сначала мы хотели делать валютную историю. Но у нас не получилось, потому что котировки быстро менялись, каналы связи были слабенькие, зависало всё, люди попадали, трудно было обновлять [цены]. И потом как-то мы случайно добавили инструмент МБК-овернайт в торговую платформу, в 2001-м году первая сделка прошла. Добавили «до кучи», мы его всерьёз не воспринимали, рынок МБК, я вообще его не знал в 90-е, это был не мой рынок. Он был самый закрытый. Там были сумасшедшие ставки, всё летало, 1500% годовых, 100% годовых, 200% годовых. И его не было в обзорах агентств, котировки эти не были никому известны, не были известны вообще. Валютный рынок – да, там всё было нормально, у него биржевой фиксинг. Рынок МБК был полностью внебиржевой и информационно о нём не было ничего известно.

 

И. Ш.: Там две стороны, получается, там нет гаранта по сделкам?

 

А. К. Гаранта по сделкам там не было! Это были прямые лимиты, иногда, конечно, эти лимиты гарантировались залогами, но это даже пришло уже позднее, в 2000-е годы, крупные банки брали залоги от мелких банков и давали им деньги под это. (Пьёт из стакана.) Трудно рассказывать о рынке без пива. (Смеются.) Это – концептуальный момент. И мы вдруг поняли, что у нас в руках вот этот спонтанно развившийся инструмент. Мы долбились с Алексеем Николаевичем в эту валютную стену, там была биржа, там был ЦБ, который не хотел, чтобы был конкурент независимый у ММВБ. Нас прессовали каким-то образом, мы сопротивлялись. Ассоциация, ММВА, подавала в суд, что обязательная продажа, монополизированная на бирже – это неправильно. И выигрывала этот суд. И это даже приводило к интересным последствиям на рынке. О которых вы, возможно, скоро узнаете из книги…

 

И. Ш. То есть, биржа с ЦБ судилась?

 

А. К.: Нет, биржа с ЦБ с одной стороны, а с другой стороны Московская фондовая биржа была, которая приняла Мамонтова и меня как сотрудников.

 

И. Ш.: Это МФБ?

 

А. К. Да! Которая торговала Газпромом. У них были возможности, и они тоже как-то хотели развиться по другим инструментам. И мы пришли туда тоже как сотрудники, полуфрилансеры, потому что мы занимались своим проектом электронной торговой системы независимой. Таких систем тогда на рынке у нас не было. Были голосовые брокера, была биржа. И вот в этой нашей электронной системе на базе Интернета впервые сам стал спонтанно развиваться рынок МБК. Валюта потихоньку угасала, к 2003-му году мы поняли, что валютный проект у нас не пошёл. Зато рынок МБК, где цены были более спокойные в течение дня, он как-то раскрутился, всем было интересно туда смотреть. И этот рынок к 2013-му году, когда начались все эти отзывы лицензий, он раскрутился достаточно сильно, у нас было 100 сделок… нет, какой-там 100…, 500 сделок и 100 цен в онлайне у нас было.

 

И. Ш.: А вот ещё несколько слов буквально для чего он нужен.

 

А. К.: У нас была романтическая идея. По крайней мере, у меня, я точно говорю. Россия – наша страна, это НАШ рынок, мы хотим сделать прозрачный, честный индикатор процентной ставки овернайт, который, как мне казалось, является основой основ для отслеживания тенденций рынка.

 

И. Ш. С LIBOR’ом конкурировали? (смеётся)

 

А. К.: Ну не то, чтобы с LIBOR’ом, мы хотели, чтобы наш рынок обрёл вот такой честный индикатор, красивый. Потому что, что там делается между банками, по каким ценам они согласовывают сделки, как работают голосовые брокера, эта их кухня, она закрыта. А тут открытый рынок. Люди котируют, часто они раскрывают имя по своим ценам. Потому что рынок МБК он особенный, там даже такая практика есть, что если голосовой брокер котирует цену по МБК, то он должен прежде, чем заключить сделку, озвучить имена людям, которые могут сойтись. Особенная практика. И тут у нас появляется система, в которой, как на бирже, проходят сделки, видно, по чём, ну, естественно, имена не видно по сделкам, но котировки, которые стоят, банки показывают имя – «да, вот я котирую сейчас так!». В конце дня мы видим средневзвес, это здорово, и этого нигде не было. Когда мы начинали искать в Интернете и спрашивать коллег из Европы – есть ли у вас площадка по денежному рынку? Отвечали – нету, где-то в Италии что-то пытались сделать, но так, слегонца, совсем ерунда, ничего не пошло. А у нас есть. Наш рынок особенный, у нас есть «тудей». 

 

И. Ш. Да!

 

А. К. Который есть только в Канаде где-нибудь. У нас есть овернайт. И сейчас он остаётся как такой очень важный бенчмарк вообще в целом финансового рынка. И мы этот овернайт всячески пытались превратить в значимый индикатор, чтобы рынок на него ориентировался. Конечно, нам было сложно, потому что везде административный ресурс, крупные банки, которые котируют MosPrime так, чтобы им удобно было закрывать клиентов. Наш [в DELTA] рынок был ниже, средневзвес. Мы всё время говорили – смотрите, банки первого круга MosPrime котируют – у них цены задраны, посмотрите на нас. Мы это говорили на конференциях, потом уже тоже ЦБ заинтересовался нашим индикатором. Ну а потом начались вот эти отзывы лицензий. Всем не поздоровилось, и банкам, и нам. А сейчас мы пытаемся этот рынок сохранить в надежде на то, что наступит светлое время, когда, во-первых, просто наличие лицензии будет основанием доверять, что её не отзовут просто так в одночасье; и, во-вторых, наличие баланса тысячу раз проверенного любыми проверками будет основанием для открытия кредитного лимита. Без всякой боязни какой-то, что совершат рейдерство по отношению к акционерам банка или ещё что-то, или придёт проверка что-то насчитает. То есть я как настоящий романтик жду этого светлого времени, когда будут доверять лицензии и балансу, и всё. Баланс есть – значит, открываем лимиты друг на друга, снова работаем. А сейчас, конечно, ситуация на рынке сложная, и такое взаимное недоверие очень большое, мелкие банки не доверяют даже каким-то крупным банкам, не хотят на них открывать лимиты, то есть они даже более консервативны, чем ЦБ. Мелкие банки более консервативны, чем ЦБ! Средние банки более консервативны, чем ЦБ. Крупные банки работают с теми, с кем хотят работать, но не со всеми подряд, как те же самые иностранцы – они работают друг с другом практически все. Весь топ работает между собой. Но, мне кажется, мы стоим на пороге этого. И поэтому я предпринимаю с этими банками, которые продолжают котировать, поддерживать проект DELTA, с этими активистами рынка, они известны и на рынке, и на нашем сайте публикуем рейтинг банков. Мы ждём, что, скажем так, мы находимся на пороге того момента, когда первая волна возникнет банков, которые начнут уже активно восстанавливать взаимные лимиты. Я жду, что это будет проходить в рамках топ-150, скажем так.

 

И. Ш.: А что должно произойти для этого?

 

А. К.: Какой-то сдвиг сознания, который зависит непонятно от чего. Какое-то накопление каких-то второстепенных фактов, которое даст основание понимать, что ни один банк из топ-100 уже точно не будет «отозван», отозвана лицензия в жёстком режиме, когда он кого-то кинет. Да и этого давно не было, максимум санация. Но какие факты должны повлиять – непонятно. Потому что постоянно идёт напряжение на валютном рынке, все ощущают какой-то абстрактный риск, риск к этому, риск к тому и даже не понимают, что страновые риски сконцентрированы на бирже.
«За этой идеей стоят люди, которые тут котируют не только ради денег»

 

И. Ш.: А сейчас получается, ты Дельту возглавляешь?

 

А. К.: Да, я возглавляю Дельту, вот этот проект, где люди торгуют овернайтом друг с другом. Не в таких объёмах, как раньше, Но они продолжают, рынок живёт.

 

И. Ш.: Жива эта история, получается?

 

А. К.: Да, история жива, я себе дал слово, что я последним уйду с этого рынка вместе с последним банком, который снимет последнюю цену (смеётся). История жива! Они работают и мы постоянно общаемся и постоянно стараемся доносить до руководства вместе с дилерами, вместе с казначеями, до руководства их банков идею о том, что надо расширять круг контрагентов, надо смотреть балансы друг друга активнее, надо обратить внимание на этот банк, на тот. Где-то возникает какой-то деск, приходят люди старой закалки, и они начинают транслировать своему руководству идею – так, давайте сейчас побольше контрагентов сделаем, как вот раньше, давайте, смотрим балансы, не подходит – значит не подойдёт, смотрим, себя показываем, активнее на рынке свою позицию заявляем, на внебиржевом. Потому что на бирже работать просто – поставил терминал, загнал залог и всё, таких много, одна треть работает только на бирже. Но одна треть системы банковской нацелена на то, чтобы работать друг с другом почему-то. Наверное, это какая-то вечная банковская тема, кредитный риск, имманентно присущ банковской системе.

 

И. Ш.: А этот бизнес себя окупает?

 

А. К.: Я помню 2005-й год. Делаю доклад в Ялте, на конференции Приватбанка, культовой для рынка вообще, которая в общем-то заложила основы московской тусовки (пьёт пиво). И мне кажется, что я говорю что-то очень классное, допустим, что я в онлайне с маленького мобильного телефона, с ноутбука захожу и показываю картинку торгов вместо каких-то вот этих слайдов рекламных, и мы в онлайне видим как сейчас проходят торги в Дельте. О, мне кажется, что это круто! И меня спрашивают: «А деньги? А вот проект, а бизнес?». И я понимаю, что я попал… Со своими гуманитарными корнями. Потому что я об этом совсем не думаю. То есть, для меня главное – рынок. Ну какая-то там абонентская плата – она маленькая, какие-то там 5 тысяч рублей в месяц, 20 долларов в месяц, какая разница, нам хватит, в Интернете это не так дорого стоит поставить сервер и котировать. И тогда меня это озадачило, я не понимал, что отвечать на этот вопрос про бизнес. Потом я понял, что отвечать: это не бизнес, это проект. Это проект, да. За ним стоит больше, чем деньги. Сейчас фактически это donation. Кто-то, кто может пробить бюджет – он его пробивает, но, если он не может, он котирует и наполняет систему ценами и сделками или открывает лимиты, чтобы поддержать вот этот рынок в целом. То есть – «это не бизнес, это – проект», это больше, чем бизнес.

 

И. Ш.: Цена входа какая-то есть или подписка?

 

А. К.: Всё на личных отношениях. Ну, абонентская плата – она не существенна, она варьируется от 5 до 10 тысяч рублей в месяц. И это не так важно, потому что на протяжение этой всей истории двадцатилетней предпринимались очень многочисленные попытки, и даже московской биржей, создать внебиржевую электронную систему. Инвестировались огромные деньги, сотни тысяч евро, эти все проекты, они продержались на рынке год-два от силы. То есть, их предпринимали очень серьёзные игроки, голосовые брокера, биржа, я уже даже не помню, иностранцы. Они не пошли, потому что это деньгами не решается. Потому что это решается идеей и взаимоотношениями, и пониманием этой идеи со стороны рынка, со стороны дилеров, которые котируют. Конечный потому что человек на рынке – это дилер. Если в системе не будет цены, то её [системы] не будет. А она будет только потому, что дилер решил её поставить, потому что он считает, что это круто. И почему он считает, что это круто – это надо спрашивать у него. Чем-то это нравится, на рынке я многих знаю, кому импонирует этот подход широкий, бессеребреннический такой, бескорыстный. Нет, конечно, мы зарабатывали нормальные деньги, когда рынок был активный, но мы всегда помнили о том, что мы изначально создавали систему ради идеи вот этой и знали, что, если идея пойдёт, то и деньги какие-то будут, но это не было самоцелью. Не было самоцелью раскрутить и продать, как говорят:  «А когда вы будете продавать систему?» Да как можно своё детище продать? Это невозможно. Не работали какие-то стандартные, связанные с бизнесом мотивы, лекала, «раскрутить», «продать». Да, к нам обращались даже на пике популярности с предложениями купить систему. Но эта идея стоит дороже. Даже сейчас, когда она приносит какие-то совершенно скромные деньги, она заслуживает того, чтобы в неё инвестировать своё время, потому что за этой идеей стоят люди, которые тут котируют не только ради денег, а ради и своего имени на рынке и ради того, что они разделяют какие-то ценности открытого рынка. То есть, это больше, чем деньги. Мне кажется, это очень серьёзно и интересно. И вообще, когда мы говорим о какой-то такой интеграторской площадке, если мы забываем об её инфраструктурной составляющей, которая не измеряется деньгами, и даже, не побоюсь этого слова, о какой-то культурной составляющей, потому что это ещё и тусовка, это ценности. Ага, если ты котируешь здесь, значит у тебя есть открытая цена, значит, ты отвечаешь за цену, значит ты молодец, ты не боишься показать свою классную цену рынку, ты нацелен на то, чтобы привлекать контрагентов. И это определённый стиль, это заявка своего дилерского стиля. Можно сидеть, выбежать один раз по Рейтеру, сделать одну сделку, а можно тоже делать не много сделок, но постоянно котировать в рынок свои цены, показать, что ты всегда готов прокотировать. И электронная система даёт эту возможность.

 

«Трудно поверить, что мы будем вести себя как зайчики»

​

И. Ш.: А вот если в сторону, с Мамонтовым как раз было какое-то недопонимание? Конфликт-не конфликт?

 

А.К.: Ай.. Я всё время, когда думаю … об этом …мне прежде всего приходит на ум … фильм … «Приключения Электроника». Когда он встаёт … эээ … (поднимает руку) «Могу привести 33 доказательства Теоремы Пифагора!» И выходит к доске, и приводит 33 доказательства Теоремы Пифагора. Когда я рассказывал людям про конфликт с Мамонтовым, про наш конфликт, я поймал себя на мысли, что я всем рассказываю разные вещи. Я не мог понять, почему. И потом я понял, почему, спустя три года. Потому что я сам не понимал, почему это произошло. Я не-по-нимал. Я не понимал его мотивов. (Пауза) Свои мотивы я более-менее понимал. Я такой тихий-спокойный человек, пока меня не трогают, я сижу тихо. (смеётся) Вот… Ну и, если на рынке плохо, мы, как философы, понимаем, что плетью обуха не перешибёшь, надо сидеть и ждать, пока подует попутный ветер. А Алексей Николаевич, он всё время готов идти против ветра. Верит, что человек может изменить обстоятельства. Я считаю, что тут есть определённые ограничения, ты можешь стоять на своей идее, но если маленького попутного ветра нет, то ты на паруснике не выгребешь, тем более, против течения. То есть надо как-то, что-то ещё поискать. То есть сидеть тихо какое-то время, может быть. Ему это не нравилось. Конец 16-го года, 100 лицензий отозвали. Доходы падают, всё падает. (Пьёт пиво).

 

И. Ш.: А чем решилось?

 

А. К.: Решилось тем, что мы этот наш конфликт не смогли решить в публичном поле на Совете ММВА.  Я хотел его решить в публичном поле, чтобы это всё ушло с персоналий на какое-то коллегиальное решение. А коллегиальность она даёт возможность выработать какую-то такую позицию, которая базируется на чём-то. И когда я понял, что это нельзя, что люди, которые были в Совете, настолько пришиблены рынком, что они не хотят участвовать в каких-то таких сложных «переговорах по Карабаху» … Ну, всё свелось уже к тому, что я действовал так, как я сам для себя определил. А для меня первично было сохранить этот проект. Я его воспринимал как неотъемлемую часть своей личности, скажем так, очень для меня это было критично. Мне показалось, что Мамонтов хочет от меня избавиться. Я очень удивлялся, я не мог понять, потому что он говорил, что «нет, я не хочу от тебя избавиться», даже на Совете, «я не хочу его увольнять!». Странно, но все наши разговоры, эмоциональная переписка по смс, она говорила о том, что всё к этому идёт, что он, поскольку он старше по званию, он может включить свои новые рычаги для того, чтобы меня кем-то заменить. Спустя три года, наконец, до меня дошло, что он не хотел меня увольнять. Он хотел меня просто …

 

И. Ш.: Дисциплинировать! (смеётся)

 

А. К.: Скорее всего, сделать заместителем. Я же был директором проекта. Но, (смеётся), для меня этот проект настолько был «мой», что у меня три года ушло на то, чтобы понять, что такая ситуация была возможна в принципе. Без последствий. Я сейчас думаю, что если бы он мне тогда, действительно, озвучил, допустим – я не знаю, хотел он этого или нет – такую идею, что «будешь, там, заместителем, начальником чего-то там, отдела». Я думаю, что, (смеётся), если б я это тогда услышал, то у нас бы тогда дошло до мужского настоящего разговора. Слава богу, что я об этом даже не думал. Потому что честнее было вот такая – (ударяет кулаком об кулак) – ух! конфронтация. То есть я воспринимал, что наша конфронтация вся идёт к тому, что он меня хочет отстранить. Вообще. Если б я понял, что он меня хочет не отстранить, а просто запрятать поглубже, но оставить, я думаю, что я бы тогда ещё решительнее реагировал на это. Слава богу, что я не осознавал это в принципе. Ну, два творческих человека, два длинноволосых человека (смеются), два таких вырвавшихся из корпоративной среды, где держатся вот так (показывает жестом). Ну мы же уходили с биржи с жуткой конфронтацией, за нами потом гонялись, были истории, там, на грани просто криминала. И со мной, и с ним. И часть этих историй даже в прессу попала в 2000-м году. Трудно было ожидать, что два таких человека, которые так решительно ушли с ММВБ, то есть, что через 20 лет, если возникнет у них какая-то аналогичная ситуация, что они себя поведут, как зайчики. Даже друг с другом. Ну вот, то есть, наверное, просто, надо было до этого не доводить, сесть выпить пива.

​

«Совершенно умопомрачительные истории»

 

И. Ш.: Получается, сейчас ММВА отдельно, DELTA – отдельно?

 

А. К.: Да, ММВА отдельно, DELTA отдельно. Фактически мы вот это развели. У Алексея Николаевича очень хорошо получается организовывать тусовки, заряжать людей на то, что, вот, давайте, там, хоккей, в «Что, где, когда» сыграем, давайте, там, конкурс «Дилер года»! А я вот занимался тем, что я с дилерами общался, с дилерами, вот эта электронная система, все вот эти контакты, которые вели в систему, это было на мне, по хорошему счёту. Я занимался культурной средой дилинга. Всякие приколы, связанные с рынком. Выпуск каких-то креативных календарей, ещё чего-то там. Одина раз мы под конец уже выпустили фэйковое лекарство «Маркетонал», (смеётся), которое повышало…, и у него был там список рекомендаций. То есть я занимался культурной средой. И в ММВА, к сожалению, сейчас этого не осталось. Мы рисовали картины, мы заказывали у художников картины о рынке, я писал стихи о рынке, песни о рынке. И сейчас всё это осталось со мной. И сейчас я это продолжаю делать. В этом году я планирую выпустить книгу о рынке. Десять лет я думал об этом, и понимал, что нет, нет, это невозможно.

 

И. Ш. До конца года планируешь выпустить?

 

А. К.: Она уже почти готова, сейчас мы будем верстать её.

 

И. Ш.: А название есть уже?

 

А. К.: Сейчас я скажу, что это такое. (Пьёт пиво.) Мне попадались на протяжение 2000-х годов отрывные календари, большей частью астрологические. Отрывной календарь, 365 листов. И там на обороте… ну там, символ дня, рекомендация на день, и на обороте там были тексты всякие. И подчас очень интересные. С философским уклоном, жизненным или какие-то страшилки из Интернета, что где-то там какая-то чёрная дыра или упал метеорит. Или там студенты из Нигерии взяли себе фамилии Лукойл-Ойл или Российские Железные Дороги, (смеются), сделали такие сайты, заработали кучу денег на каких-то фэйковых контрактах. То есть, вплоть до этого. Интересные тексты, листаю и думаю – вот бы такую штуку сделать про рынок. Но вот, представляешь, Иван, 365 листов надо же забить текстом! Календарик маленький, но всё равно, это – триста шестьдесят пять листов, господи боже мой! Я не решался.

 

И. Ш.: Реально, книга-календарь?

 

А. К.: Ну, я думаю, что стандартный календарь, он – вот такой (показывает стакан пива), как кружка пива, но там 365 листов, там можно шрифт сделать больше-меньше, но там должны быть истории про рынок. И вот в этом году девять месяцев беременности. В январе что-то, наверное, случилось, в преддверии КОВИД’а, осенило, как это должно быть. Придумались тексты о символах дня, о рекомендациях, а дальше я уже начал просто звонить по всей своей огромной телефонной базе на тыщу номеров, отставникам рыночным, бывшим, тем, кто сейчас в рынке – «ребята, давайте истории!». Накопилось уже материала на такую книгу. Начиная с 90-х, даже начиная с 80-х, байки про дилеров, которые сидели, у них были Рейтеры, Блумберги, они торговали золотом в банках. В этой книге всё в основном без имён, имена изменены, если это не первая сделка в СЭЛТе, Металлинвест с Москредом, это почётно, но сторону не раскрываем, опять же, кто кому продал. И вот сейчас мы планируем эту книгу уже материализовать. Истории совершенно интересные.

 

И. Ш. Ну то есть текст готов, осталось сверстать?

 

А. К.: Да, да. Осталось приступить к вёрстке. Хотя сейчас я стремительно ужимаю тексты, потому что ещё остались на подходе люди, которые говорят: «ну вот, сейчас мы напишем! ты уже выпускаешь? давай, сейчас!» Я ужимаю, осталось 6 листочков забить, вчера я был готов сказать, что уже всё. Нет, это надо подвинуть, шрифт помельче. Потому что очень интересные истории. Как русские банки двигали курс фунта в 90-е, в начале 2000-х.

 

И. Ш. А начали с вёрстки или с текстов?

 

А. К.: С текстов, начали с текстов. С разнесения. Ведь на 365 дней – уникальные символы дня, например, «Зампред» или, там, «Родина-мать». И что с этим связано. Ну, там будет очень интересно, я подарю эту книгу. 

 

И. Ш.: Круто!

 

А. К.: Это самиздат для рынка будет. Но на обороте листов – там совершенно умопомрачительные истории. О случайном выставлении заявки на миллиард долларов, у нас, на нашем рынке, в банке. Или о том, как дилер сидит, и на него выходит шведский инвестиционный фонд с запросом цены на миллиард евро! И он ему ка-ти-рует. И он ему вливает. И что дальше. Ну и, естественно, много смешных историй про тусовки, потому что дилеры там … Посещение казино! Какие-то сумасшедшие стра …

 

И. Ш.: Разорили казино?

​

А. К.: Да, вот недавно буквально я встречался с одним парнем, очень известным на рынке, и он мне рассказывал: «Ты знаешь, я работал дилером казино до рынка! И когда у нас была конференция в Алма-Аты, я выиграл там десять тысяч баксов! И мы гуляли так… Послушай и запиши, как мы гуляли!» Ооо! Сразу на две страницы календаря! То есть там совершенно разноплановые истории, совершенно. Я пытаюсь вот так в скетч пройти, это удивительные вещи. Истории про любовь. Истории про женщин на дилинге. Их не так много, но они тоже есть. Истории про голосовых брокеров, потому что рынок там концентрировался. Дикий шум! Который там стоял. Но, как выяснилось, когда прислали историю: ЦБ, интервенции на деске ЦБ, как это выглядело. Я, к удивлению своему, узнал, что интервенции в ЦБ на деске, когда дилеры ЦБ гивали по рынку валюту, это выглядело примерно так же, как выглядел гивен на брокерах. Представляешь, вот голосовые  брокера сидят за столом, 10 человек, все орут 5 минут. И на деске ЦБ было примерно то же самое, я это узнал впервые, мы это расскажем впервые. Но это, конечно, в более мягком варианте, нет никакого инсайда, но всё равно – атмосфера.

 

И.Ш.: Это внутри ЦБ прямо такая штука?

 

А. К.: Ну, у них дилинг в ЦБ! И более того, у них на дилинге …

 

И. Ш.: А это до сих пор так? Или уже в прошлом?

 

А. К.: Это рассказы про 90-е, конечно. Сейчас расслабленно рассказывают про 90-е, про 2000-е. Сейчас немножко всё электронизировалось. Но сейчас тоже можно ошибиться и поставить заявку на миллиард долларов, и все подумают, что это ЦБ, а дилер просто лоты перепутал. Вот. В ЦБ в 90-е был на деске замечательный попугай, который подражал звуку матричного принтера. Когда печатаешь на Рейтере, тикет вылезает – трынь-дрынь-дрынь – и он этот звук воспроизводил. Он сидел, у него клетка была рядом с матричным принтером. И он этот звук воспроизводил, интересная подробность. Это я к чему? К тому, что на другом дилинге жила черепаха по имени Дилер, и она прибегала кормиться, когда говорили – «Дилер, иди сюда кормиться!». Она прибегала. Она жила на деске, ребята завели её после кризиса 98-го, чтобы не сдуреть от рынка. Пытаюсь вспоминать какие-то такие колоритные штуки, но их настолько много, что я всё не вспомню, это всё можно будет в книжке прочитать. (Поднимает стакан) За рынок, тыщу раз за рынок! (Чокаются) Чтоб он здравствовал, жил, мы дождёмся, когда … Да, конференции Первобанка на Волге. Далёкий остров. Зарыли в песок бутылку большую водки, где-то на каком-то из островов, «в Дельте Волги», где много островов и её так и не нашли в итоге. Было много участников 200, 300, люди тусовались на пляже, и эту бутылку так и не нашли. Когда её кто-нибудь найдёт, будет, как с могилой Тамерлана. Вот кто-нибудь должен найти, когда кто-то найдёт эту бутылку, «на рынке всё попрёт», на российском. Она где-то там лежит. Я думаю, этот час скоро настанет. 

 

И. Ш. На каком острове?

 

А. К.: Что? 

 

И. Ш. На каком острове?

 

А. К.: Никто не знает! Они все безымянные. Там не ловит GSM. Рынок был везде. Не только в Москве. Мы сидим сейчас во Fridays’, на Новослободской, классное место. Рядом РТС историческая, там вот (показывает рукой за спину в сторону барной стойки) – МФБ. Где мы с Алексеем Николаевичем нарезали по этому району. И обклеивал я, помню, даже тут дома «Нам нужен секретарь, работник», когда мы обосновались тут. Кругом какие-то исторические места, но рынок шире. Иногда приходиться сидеть ночью в 3 часа, чтобы дозвониться на Камчатку: «Ребята, как там у вас межбанк? Собираетесь возвращаться?» Три часа ночи по Москве. 

 

И. Ш.: Вот просто для интервью немножко подытожить, собрать какие-то выводы.

 

А. К.: Ну, подытожить что – мы с Мамонтовым судились. Мы судились, это было жестоко, это было по-мужски и честно. Я был ответчиком, он был истцом. Я выиграл, мне присудили эти… компенсацию судебных расходов, которые сейчас в итоге, к сожалению, фирма, которую я возглавлял раньше, она не может расплатиться потому, что там пусто. Я отбился. Я считаю, что я снял вопросы, но больше их снимает время, когда проходит вот это всё. Жалко, что это наложилось на такой стрёмный рынок.

 

И. Ш.: Это да.

 

А. К.: Это ослабляет вообще в целом всю конструкцию. Но зато после этого уже не страшно ничего. То есть после этого мы считаем, что маленький-маленький – ффух – дуновение с Неглинной позитивное, и мы это тут же превращаем, то есть у нас уже есть какой-то свой вентилятор или какое-то секретное оружие, которое это превратит в такой мощный поток. И сейчас мы видим, рынок овернайта, он прижался вплотную к ключевой ставке, мы видим оживление, я Дельте я у себя вижу это. Хрупкое, конечно, чуть только качнулась валюта и народ сразу пришипился, аккуратнее всё.

 

«Так говорил голосовой брокер»

​

И. Ш.: А по валюте, кстати, какие прогнозы? Вот что сейчас происходит, насколько всё серьёзно, что рубль повалился?

 

А. К.: Мне кажется, что с рублём всегда было серьёзно. Я вспоминаю одного голосового брокера, опытного парнишку, в начале 2000-х…

 

И. Ш.: Вот сейчас он насколько ещё может от этого упасть?

 

А. К.: Сейчас скажу. Сейчас я скажу, насколько он может упасть. Когда Песков говорит, что «это волатильность туда-сюда»  – нет! Базовый подход к рублю какой? Процитирую одного голосового брокера начала 2000 года. Когда мы сидели, 98-й год, всё улетело, потом всё долго-долго падало, ЦБ постоянно продавал, дилеры просто выли: «Дайте рынку вырасти! Мы не можем играть в лонг!»  ЦБ постоянно просаживает рынок, всё идёт вниз. Но этот парень говорил: «Ага, вниз? А я ещё прикуплю баксов! Потом ещё пойдёт вниз – я ещё прикуплю баксов!» И в России всегда так, всё равно всё будет вверх. Всё равно всё будет отыгрываться на населении. По-любому. Всё равно всё будет вверх. Да, откаты будут. Но всё равно всё будет вверх, вверх и только вверх. Исторически посмотрите, посмотрите все, давайте всей Москвой посмотрим на график рубль/доллар с 90-х. Да, были периоды, они были долгие, они были короткие, когда рубль укреплялся. Но нет такого стратегически момента, чтобы рубль укреплялся. Как было в Азербайджане – они укрепляли манат в конце 90-х, они покупали технологии, то есть у них была ставка на импорт технологий. Сейчас это невозможно из-за санкций, и никто не будет на это закладываться. Был у нас момент до кризиса 2008-го, когда был у нас приход нерезов, вот этот самый миллиард евро, о котором я рассказывал, тоже на той волне. 

 

И. Ш.: Классический рецепт – покупать доллары, получается?

 

А. К.: Да, конечно, и сидеть. Вопрос только – сколько с этим просидеть. Да, и когда ты сидишь и думаешь – ой, ё-моё, уже два года сижу, а он не растёт… Вырастет, дорогой мой! Ещё полгодика подожди и вырастет так, что ты будешь вообще – шик!

 

И. Ш.: С евро та же история?

 

А. К.: Абсолютно! С рублём такая история, что он постоянно падает. Он может укрепляться год, он может укрепляться два, но он по-любому упадёт, по-лю-бо-му. Потому что история вся говорит только и только об этом. Только могут быть более или менее продолжительные периоды.

 

И. Ш.: То есть он в одном направлении двигается?

 

А. К.: Абсолютно! То есть, если он сейчас упал, и вы в убытках, конечно, если вы не можете держать долгую позицию… Вот тоже недавно рассказывали одну историю. Один тоже средний банк, в 2014-м году он попал на отзыв лицензии. Почему? Да потому что он просто перестал тащить свопами свою позицию на миллиард долларов, он её просто закрыл, слил эти доллары, и всё. А в конце года всё улетело, и он не только бы, если б он её не слил, не только бы остался, он бы просто поднялся бы и в рейтингах, и везде, и решил бы все свои проблемы, и до сих пор бы работал. Если бы он в 14-м году, не знаю там, летом, наверное, летом, не слил, не закрыл вот это… Устал тянуть свопами миллиард долларов на позе и слил его! А если бы нет – всё было бы по-другому. Вопрос в том, как долго вы можете сидеть в валюте.

 

И. Ш.: Спасибо большое!

 

А. К.: Спасибо вам за встречу! Спасибо тебе, Иван, за встречу!

 

И. Ш. Да, Александр, спасибо!

 

А. К.: Удачи! Отличное издание – Fomag.

 

И. Ш.: Будем продолжать радовать!

 

А. К.: То, что мы встречаемся, от имени всего рынка респект Fomag’у! В моём лице, я думаю, все поддержат!

 

(Конец.)